
Плюшеньку первого мы звали "лунный житель". С детства не от мира сего, он был предельно задумчив и утончён. Ел по рисинке, держа каждую в лапках, а рядом сидящий Кроля проедал в каше дорожки, не поднимая толстой морды. Купили его в магазине, серого облезлого крысёныша дамбо дабл рэкс, который, в то время как его братья отжигали в клетке, сидел посредине и смотрел вверх на воображаемую Луну.
На фотографиях часто получался, философски скрестив передние лапки. Понимал всё с первого слова, на замечания укоризненно оглядывался и виновато опускал мордочку. Прежде, чем быть склонённу к очередному хулиганству хасиком Кролей, долго умывался. При своей субтильности по сравнению с восьмисотграммовым Кроляном рулил им, как хотел. Одной лапой мог прижать его к дивану, но если Кролянычу было плохо, по-братски лечил его. Когда Кроля обожрался уворованным куском сливочного масла, употребив его вместе с газетой, и валялся кверху брюхом со скрюченными синими лапами, Плюшенька самоотверженно сидел рядом с ним на кровати (мы висели на трубе, на связи с московскими клиниками, и всё это было в подмосковном пансионате, куда взяли Плюшеньку и Кролю). Что там Плюшенька внушал Кроле, мы так и не узнали, но Кролян ожил.
Плюшенькину болезнь мы заметили рано. Он всё реже выходил из домика, была зима, а зимой наши хвостуны много спят. Когда он вдруг вышел с опухшими лимфоузлами, мы сразу повезли его к лучшему доктору, назовём его доктор А. Тот сразу сказал, что, видимо, ЭТО было врождённым. Плюшенька стоически переносил курсы лечения, в самые тяжкие моменты никого не кусал, лишь тихо шипел. До последних дней был галантен с дамами, даже с Фрекен Снорк, которая часто бивала его, утончённого, по морде.
В последние дни Кроля был Плюшеньке и лошадкой, и одеялом. Умывал его.Они всегда ездили в одной переноске, где суперпушистый Кролян был грелкой. А потом Кролян долго оставлял в блюдечке половинку еды. Всё ждал....