Спасибо вам всем за поддержку. Тяжело очень сейчас. Шан ведь особенный. И для меня и сам по себе. Столько крыс было и есть, всех помню и ценю по-своему, но Шан мне весь свет застит. Все понимаю, необратимые последствия в организме, ничего уже не поделаешь и ему так лучше, я два последних дня сама ему говорила: "Хватит, Шан, не надо больше, я тебя отпускаю", но после его последнего вздоха постоянно хочется отмотать время назад и пожить еще немножко, любой день прожить с ним: в болезни или в здравии – все равно.
Он всегда меня слушал. Бежал ко мне, я подставляла ладони, он голову положит, и замирает. Я ему говорю: "Хороший мальчик Шан" и в лобик целую. Очень ему это нравилось. Бертик таких тихих радостей не понимает, как только видит приближающиеся руки и лицо – бросается лизаться. А Шан любит когда с ним разговаривают. Я на него ни разу в жизни даже голос не повысила и другим не разрешала. Говорила, что в нашем доме все до сих пор живы только потому, что никто не обижает Шана. Долго вспоминала, что мне в Шане не нравилось, ну хоть что-нибудь. Вспомнила, что когда он был маленьким, у него была привычка заглядывать мне в рот, прямо лапами туда лезть. Вот тогда я говорила ему "нельзя", он быстро понял, что мне это не нравится, и перестал. А больше мне ему и не приходилось говорить "нельзя". Любил книжку погрызть, но до серьезных увечий никогда не доходило, достаточно было сказать: "Шан, ты чего?" и он прекращал. Однажды надо было скормить горькое лекарство, а он учуял и не хочет, я не выдержала и насильно ему пальцем заложила за щеку. Шан переживал, есть отказался. В следующий раз я это лекарство просто дала ему с ложки, а он отворачивается, тогда я его попросила: "Шан, пожалуйста, покушай. Ты болен, лекарство горькое, но тебе это поможет. Ну, пожалуйста." И он съел. Вряд ли понял, конечно, про лекарство, просто знает, что означают слова "покушай" и "пожалуйста" и уступил мне, потому что я попросила. Всегда слушает меня. Он и Берту уступал в драках, хотя был крупнее и сильнее, но Берту важно победить, будет визжать и извиваться до победного конца, а Шану лениво настаивать на том, что ему не очень важно, он и так про себя все знает, силой ничего не доказывал. Когда больно и страшно (швы снимали, катетер ставили), не пищит и не вырывается, а лезет носом мне в ухо и пыхтит туда – жалуется. Когда совсем плохо было ему, не шел ко мне на руки, а уползал подальше: в прогулочную коробку, к Берту. С Бертом ему было легче пережить тяжелые минуты, чем со мной. Такой характер. А в последние два дня, когда уже лег умирать, держал меня лапкой за палец. Я его на руках держала, когда было время посидеть на месте час-два, а когда не было, то перекладывала его в свою кофту, к Шану подходила то и дело, гладила его, разговаривала и держала его за руку. Последняя фотография 2.02, точно так же и на следующий день было, в наш последний день:

Думала, что ночь не переживет, долго не ложилась, сидела с ним. Боялась его в клетку отправлять на ночь, чтобы не при Берте умер. Но все-таки последнюю ночь они провели вместе, спали в обнимку, как всегда, и Шан не умер. Днем я сидела с Шаном, он держал меня за палец. Мне надо было отойти на минуту, он почувствовал, что я отнимаю руку, сжал лапкой, приподнял голову и положил ее на мою ладонь. Может быть, это было непроизвольное сокращение мышц, а голова просто дернулась, Шана как только не крутило, но мне показалось, что он хотел меня задержать, хотел, чтобы в последнюю минуту я была с ним.
Бертик так кофту обнюхивал, после того как Шана убрали. Может, догадался. А, может, все еще ждет и надеется, дурашка. Шан и раньше не ночевал дома, когда в клинике оставался, а потом возвращался. Жалко Берта, они так были дружны с Шаном. Когда я думала, что один из них уйдет первым, то так и хотела, чтобы это был Шан. Мне было бы невыносимо видеть как он тоскует по Берту. Они очень нужны друг другу. Берту необходимо заботиться, Шану – чтобы заботились о нем. С первой минуты их знакомства так роли распределились. И так оставалось всегда:



Хороший мальчик Шан Мой Шан. Две чашки всегда на моем столе.
