Больше никого не хочу…
Сын купил его в зоомагазине перед новым 2008 годом – чтобы его маленькая дочка Светка не боялась мышей и крыс, как ее мама – до обмороков. Я сама всегда с симпатией относилась к серым мышкам, с крысами близко не сталкивалась.
Пока Вова нес его на груди под курткой, придумалось имя – Крис. Нам показалось, что имя необыкновенно оригинальное, мы еще не бывали здесь у вас в гостях. В первый день он, обалдевший от резких перемен в жизни, перекусал нас, больших дураков, просовывавших пальцы через прутья клетки с желанием погладить белую шерстку. Вскоре мы поняли, что в клетке он чувствует себя в безопасности, а мы посягаем… А вот когда он, осмелев, высовывался из дверки – можно было подносить ему открытую ладонь, и он уже не защищался и не кусал.
Две ночи мы запирали клетку, чтобы Криска не убежал. Потом стало понятно, что он не только никуда не пытается убежать, он вообще не хочет покидать пределов клетки. Это было так смешно: он уже понял, что нам можно доверять и был готов дружить с нами. Вот он ставит одну лапку тебе на руку, или на подставленное плечо, вот – вторую и третью, а четвертой лапкой и хвостом держится за прутья своего надежного дома. Он жил на комоде: клетка с распахнутыми дверцами на одном краю, коробка с бумажками и тряпочками – на другом. Когда все приходили с работы, Крискин путешествовал по необъятной Вовиной кровати, столу, тумбочкам. А потом, нагулявшись, наигравшись с нами, подходил к краю и смотрел на свой родной комод. «Домой, Крис?» - и он забирается на плечо и отправляется в свою коробку, закрывая бумажками вход и окно.
Он так забавно спал иногда: сидя на задних лапках, сворачивался в колечко и прятал мордочку в пушистый живот. И падал во сне на бок… Он так аккуратно брал зажатую пальцами семечку, ни разу никого не куснув. Он так терпеливо раскрывал своими лапками прячущие сыр пальцы… Он так любил залезть под майку или халат и сидеть там, умываясь и расчесывая шерстку… А когда мы играли с ним на кровати в догонялки, мне всегда было непонятно: вот я ищу своей большой человеческой рукой его там, под одеялом или подушкой, вот я нахожу его в темноте – неужели ему не страшно? Ведь он никогда ни разу не огрызнулся, даже чуть-чуть никого не куснул, чтобы сказать: да надоели уже!... И когда заболел и мы стали возить его на уколы, он от страха при входе в кабинет писал и какал, но опять же - ни разу не проявил хоть какой-то агрессии ни к нам, державшим его за лапки, ни к врачам, прослушивающим его и делающим больно.
Когда ему стало полегче, врач назначила антибиотик в таблетках. Развели, набрали в шприц и, сколько смогли, ввели за щечку… И почти сразу поняли: ему плохо, он задыхается. Вова стал делать ему искусственное дыхание, друг сел за руль – я уже дозвонилась в веткабинет. На пол пути их остановили: гибэдэдэшники решили, что в машине сидит наркоман и что-то нюхает.. А когда открыли дверь, увидели: взрослый парень со слезами на глазах согревает руками маленького крысенка. Извинились. Но все равно ничего не получилось… Не довезли…
Я больше никого не хочу. Потому что лучше никого не будет. Не может быть. Он был самый лучший. Самый наш.
Начало
фотогалерея
правила
Помощь
Поиск
реестр
Вход
Регистрация
Печать