Друзья
Блошкин выздоровел и превратился в настоящего пасючонка. «Ничего, - подумал я, - Здоровый дикий пасюк лучше, чем умирающий ручной». Вторая обработка от паразитов далась тяжело – со страхами, писком и вытаращенными глазами. Потом я его не видел сутками. Потом была попытка как-то ускорить процесс приручения, поносив его в халате. Но тут снова было столько страхов, что больше я его не трогал. В конце концов, мне незачем его ломать: я не собираюсь таскать его по выставкам и целовать в пупок. Мне просто нужен друг. И я стал ждать. Разговаривал с ним, кормил с рук, когда он решался подойти. Все дни дверка в его клетку всегда открыта настеж, и закрываю я ее только на ночь. Но и на стол из клетки он почти не выходил. Очень редко, за моей спиной и так, чтобы я не видел. А как только я замечал его на столе, тут же несся прятаться в клетку.
Все вдруг изменилось в субботу. В пятницу я лег спать очень поздно, и забыл закрыть дверцу. А утром в пятницу предсказуемо не нашел Куньку в клетке. У меня закружилась голова, как только представил, сколько в квартире мест, где может спрятаться испуганный пасючонок, и сколько дней, дней и дней, можно его искать.
Он уже раз был на полу. В самый первый день, чуть я отвлекся, он упал со стула, добежал до стоящих в метре моих кроссовок, и нырнул внутрь. И смотрел на меня из кроссовки, как тигренок из чайника. Я тут же подошел и взял его на руки.
Головокружение ушло. Я подошел к шторе рядом со столом, на котором стоит его клетка, тронул ее… И оттуда прямо мне на ногу выскочил Блошкин. Тут же испугался того, как я наклоняюсь, и снова нырнул в складки шторы. Но когда я наклонился, забежал на руки совершенно счастливый. Домой, домой, в клетку. Все страхи позади. Как долго бедный Блошкин трясся в шторе и ждал, ждал, ждал меня.
Теперь он гуляет по столу только если я рядом и вижу его. Всю ночь в шторе он думал. И что-то понял. И все встало на свои места. Он - пасюк, а я – человек. И мы – друзья.